| flesh
1933
Америка переживает один из самых тяжёлых периодов своей истории - Великую Депрессию. Мировой экономический кризис того периода задел весь мир, но самый тяжёлый удар пришёлся именно по США. Пришедший к власти Теодор Рузвельт принял жёсткие меры по устранению последствий обвала фондового рынка, и его действия, пусть и принятые поначалу в штыки, спасли страну. Однако для семейства Строукс это означало лишь что Ричард Строукс, его жена Лиззи Строукс, и их дочь Мия не умрут от голода в подворотне, а лишь будут выскребать по пенни из каждой щели, чтобы оплатить жильё и ужин.
Маленькая Мия была обычным ребёнком, разве что кричала побольше прочих, но чета Строукс, несколько лет считавшаяся бесплодной, не жаловалась, получив хоть одного ребёнка. Родись она годом раньше, и её шансы на взросление были-бы куда меньше, но судьба тогда пощадила Мию, хоть её мать в минуты душевной слабости не раз думала, что лучше бы она ничего не соображающим младенцем умерла от голода.
1937
- Мама, кто этот человек?
- Что? - отвлёкшись от своего безумно важного занятия спросила Лиззи дочь. - Ты о чём? Какой человек?
- На улице стоял человек и смотрел нам в окно.
Лиззи поджала губы в напряжении. Это был далеко не первый раз, когда дочь пугала её своими словами. Чем более осознанной становилась её речь, тем более очевидно становилось, что с её головой творятся какие-то странные дела. Она то и дело говорила с пустотой, или высматривала вдали что-то, недоступное глазам родителей, а порой и вовсе несла откровенную чушь, вроде рассказов об огоньках, которые летают вокруг. И никогда не выпускала из виду эту чёртову куклу.
«Тряпичный Энди» был подарком отца на рождество 1935 года, и с едва попав в руки своей новой обладательницы, он больше не удалялся от неё дальше пятнадцати футов. Мия носила его с собой везде и всюду, и только в первый год Лиззи зашивала любимую дочкину игрушку раз тридцать, а сколько циклов стирки он прошёл - то и вовсе подсчёт не поддаётся. И каждый раз, когда его пронзала игла с вдетой ниткой, когда он окунался в пенную воду, и висел на сушильной верёвке, Мия вилась где-то рядом, будто боясь, что стоит ей отвернуться, и он пропадёт навсегда. Энди был лучшим другом и, что в какой-то момент начало не умилять, а пугать окружающих, собеседником Мии. Тот единственный раз, когда родители решили наказать дочь отрывом от Энди закончился самой дикой на их памяти истерикой дочери, которая, однако, прекратилась, едва зарёванная Мия взяла Энди в свои руки, и охрипшим от криков голосом принялась его утешать. Тот скандал вылился семейству в тридцать долларов за новую мебель, полчаса извинений перед соседями за вечерний шум, и неисчислимое количество потерянных нервных клеток обоим родителям. Именно тогда Лиззи поняла, что всё, что выдумывает дочь, является чем-то большим, чем просто детские фантазии.
- Нет там никого, милая, - взволнованно ответила она дочери, глянув на вечернюю улицу. - И вообще, тебе не пора спать?
- Он то же самое спросил, - тихо ответила Мия, направившись к своей кровати.
Именно в тот вечер Лайонел впервые увидел вживую девочку, которая уже два десятка лет встречалась ему лишь в видениях. Увидел, и отправился прочь, напоминая себе и своей котерии, как важно поймать верный момент для исполнения задуманного или, тем паче, предначертанного.
1942
Спустя семь лет терпения, и три года борьбы с собственными страхами перед общественным мнением, Строуксы решаются отвести дочь на обследование. Их нетрудно понять, ведь вне зависимости от того, что скажет врач, соседи будут судачить про девочку-психичку, а дети и вовсе не будут давать ей прохода, но альтернативы уже казались чете страшнее.
Одно обследование за другим, врачи менялись быстрее погоды, а уж с учётом нагрузки Второй Мировой это и вовсе стало тяжёлым процессом, но в итоге все врачи заявили: девочка телесно здорова, проблема кроется в её психике. Психиатры выдавали самые разные диагнозы, часто противоречащие друг другу, но в итоге пришли к какому-то подобию консенсуса.
Врачи не настаивали на содержании девочки в стенах специализированного учреждения: в таких лечебницах всегда было в достатке своих пациентов, чтобы уговаривать кого-то прибавить ещё одного. Девочке получила в историю болезней запись «социальная дисфункция» и отправлена с родителями восвояси.
Строуксы старались следовать всем наставлениям, но они не знали, что психиатрия была настолько неспособна справиться с подобными недугами. От хаотичных советов и рекомендаций врачей, помноженных на вполне простительное отсутствие опыта в этих вопросах и общее настроения общества втянутого хоть и в далёкую, но войну, девочке становилось только хуже. Через год после начала этого непрофессионального лечения с Мией перестал общаться последний сверстник. Через два она перестала покидать дом самостоятельно, и даже в школу ходила только под родительским присмотром.
Через четыре года разразилась буря.
1946
Тринадцатилетняя Мия была изгоем в школе, и только необъяснимая доброта директора не позволяла вовсе исключить постоянно смотрящую в окно девочку, которая могла спрашивать совершенно безумные на чужое разумение вещи. Многие учителя требовали избавиться от неё, но сделала это в итоге её же одноклассница.
Мэри Донохью была одной из школьных заводил, и донимала Мию с самых первых дней как узнала о том, что та ходит к психиатрам. 8 ноября 1946 года Мэри решила, что сегодня отличный день для издевательств, и прямо во время урока подбежала к Мие выхватила из её сумки потрёпанную куклу, нарушив то единственное требование, которое всегда выдвигала девочка во время задирок: не трогать Энди.
Увидев, что верный друг попал в руки к одной из главных обидчиц, Мия взбесилась. Сама она после этих событий не могла вспомнить, что происходило, но два десятка учеников и учительница были достаточным количеством свидетелей, чтобы дать полное описание происходящего: Мия попыталась вырвать куклу из рук Мэри, а когда та начала ехидно смеясь убегать, схватила её за волосы, вырвав щедрый клок. Отшвырнув куклу в сторону окна, скривившаяся от боли Мэри бросилась на Мию, но та рванула к своей кукле, чем позволила учительнице наконец разнять двух девочек. Мэри вырвалась из не слишком крепкой хватки женщины, и чтобы хоть как-то насолить обидчице, вышвырнула Энди в окно. Мия в ответ прокусила учительнице ладонь и вытолкнула в окно Мэри.
Падение со второго этажа оказалось не смертельным, но открытый перелом на правой ноге Мэри аукался ещё много лет.
Когда примчались полицейские с социальной службой, они застали Мию сидящей в углу и прижимающей к себе злосчастную куклу.
По итогам произошедшего девочка была отправлена на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу для детей и подростков «Три Сосны». В этот раз диагноз был проставлен однозначно: шизофрения. Лечение подобных заболеваний в хотя-бы относительно приемлемом виде в медицине отсутствовало, и лишь непонятное везение избавило Мию от прохождения лоботомии, которую в ту пору часто назначали как лекарство от психических расстройств, и в конкретно те годы то и дело проводили детям до шестнадцати лет.
В отличие от других, печально знаменитых заведений подобного толка, «Три Сосны» не была замечена за издевательствами и пытками своих подопечных, но и результата её деятельность никакого не приносила. Она была больше похожа на перевалочный пункт, в котором душевнобольные дети отсиживались до перевода во взрослые лечебницы. С ней пытались проводить беседы, но своим глазам и ушам, которые видят и слышат то, что она описывает, Мия верила больше, чем тем, кто держит её взаперти. Её пытались избавить от нездоровой привязанности к кукле, но после двух дней непрерывной истерии было решено отложить решение этой проблемы на будущее, и в будущем оно постоянно и оставалось. Её лечили экспериментальными средствами, но от этого Мия лишь сильнее уверялась в собственной нормальности, чужой зависти и страхе перед неизвестным. Цепочка бесполезных терапий длилась до июня 1951 года, когда теперь уже восемнадцатилетнюю Мию перевели из детской в обычную лечебницу Святого Августина для душевнобольных.
1951
В новой лечебнице практиковались иные методы лечения, которые даже экспериментаторами считались излишними для детей. Электрошок. Сенсорная депривация. Неисследованные препараты. Точечное болевое воздействие. Шоковая психологическая терапия. Именно лечебница Святого Августина в 1952 году провела первые фактические тесты новых препаратов - транквилизаторов на живых пациентах. В частности одним из испытуемых стала Мия, которая активнее прочих сопротивлялась их воздействию в попытках вернуть вновь отобранного у неё Энди. Они проверяли, как быстро действуют дозы на спокойного человека, и человека. активно действию противящегося. Сравнивали побочные эффекты,эффективное время, и бог знает что ещё. Две недели попыток противиться разрыву обошлись ей в полтора десятка килограмм веса, три недели неспособное говорить горло, и сорванные в попытках вырвать дверь ногти. Лишь когда тесты были закончены, одна из санитарок кинула ей в палату заштопанную и выстиранную куклу, чем позволила Мие провалиться в самый мирный сон за последние недели.
В конце 1953 года новый главврач решил, что судьба предшественника, по анонимному доносу осужденному на 15 лет за издевательства над больными, была не самой завидной участью, и решил со всей поспешностью навести в лечебнице порядок. Из неё были уволены совсем явные садисты и некомпетентные сотрудники, а часть пациентов направлена в заведения менее строгого порядка. Это, к сожалению, не касалось Мии, которая попала к лечебницу как альтернативу тюрьме, однако после этого события её пребывание в этом заведении стало куда больше походить на лечение.
Следующие два с половиной года лечения были посвящены попыткам врачей определить причины возникновения и методы лечения её шизофрении используя данные последние лет исследований в этой области, однако всё это лишь вернуло Мию к тому состоянию, в котором она поступила в лечебницу Святого Августина, по сути нисколько не поправив её состояние спустя десять лет терапии самой разной степени интенсивности.
1956
Лечебница Святого Августина попала в первую волну неорганизованной деинституционализации психиатрии США, и была закрыта летом 1956 года. Часть пациентов была отправлена в другие лечебницы, большинство же было просто выставлено за дверь. Мия, несмотря на причины попадания в стены лечебницы, благодаря диагнозу, стараниям врачей и характеристикам лечебницы, была признана выздоравливающей, и попала в число тех, кто мог вернуться к обычной жизни.
Со шрамами от процедур на плечах и локтях, от пут и порезов на шее, запястьях и лодыжках, от неосторожных втыканий медицинских игл то тут то там, с нервной реакцией на скрипы металлических дверей, двадцатитрёхлетняя Мия Строукс вернулась домой, где её встретил отец и фотография Лиззи Строукс, покончившей с собой вскоре после заключения дочери.
Не обладающая практически никакими необходимыми для полноценной жизни социальными и бытовыми навыками Мия стала обузой для отца, но не роптал, ведь его дочь наконец вернулась домой, хоть и держа в руках ту потрёпанную годами куклу, которая стала причиной разрушения их семьи.
Не рискуя провоцировать дочь, Ричард Строукс ходил на консультации к психиатру самостоятельно, подробно рассказывая ему всё, что тот требовал, и старался максимально точно выполнять его инструкции, чтобы помочь дочери адаптироваться к внешнему миру, ради её и его собственного блага. Большим подспорьем стало то, что большую часть времени Мия была достаточно нормальным человеком, за минусом того, что первые два года после возвращения домой она потратила на то, чтобы привыкнуть к переменившемуся за 10 лет миру. Она сторонилась людей, но уже не пугалась их, и в 1958 году её даже согласились взять на работу в библиотеку неподалёку от работы Ричарда, чтобы он в случае чего мог незамедлительно явиться. Безусловно, идеально всё не шло, и порой происходили инциденты, да и от шепотков за спиной деться было некуда, ведь многие ещё помнили, кто такая Мия Строукс, и куда она пропала на десяток лет, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она переживала в лечебнице. Пребывание у Святого Августина помогло ей научиться игнорировать мелкие раздражители, и она не боялась наблюдать за пролетающими порой мимо неё огоньками, разве что иногда просила у некоторых книг говорить потише, да по просьбе отца не выставляла Энди совсем уж напоказ всем подряд. Одна из сотрудниц библиотеки, Элизабет из картотеки, даже относилась к ней с пониманием, и всегда подбадривала её, когда что-то шло не так. Она провожала Мию до дома, когда этого не мог сделать отец, а иногда они даже тайком ходили в кафе поесть вкуснейшего на её памяти мороженного.
1960
Та же библиотека в целом и Элизабет в частности помогли ей заочно закончить школу, и в теперь уже двадцатисемилетняя Мия из рук директора библиотеки, под апплодисменты других шести сотрудников, получила получила свой диплом об окончании старшей школы. Она поблагодарила каждого за помощь, и до этого момента окружающим казалось, что её заболевание если не проходит, то как минимум остановилось в своём развитии.
Вот только в небольшой библиотеке кроме Мии и директора работало лишь 5 человек, и ни про какую Элизабет здесь никогда не слышали. Все считали, что Элизабет просто случайная знакомая, и не придавали значения фразам вроде «Мы с Лиз пойдём на обед вдвоём». Почти осязаемый груз мыслей и эмоций повис в комнате, когда Мия схватила Элизабет за руку с убежала с ней прочь.
- Это всё чушь собачья, Лиз! - хриплым голосом попробовала проорать Мия, когда от усталости они уже не могли больше бежать, а от опустившейся темноты не разбирали дороги.
- Конечно же чушь, - обнимая подругу сказала она в ответ. - Ты же мне сама говорила, что люди тебя боялись, что они не понимали тебя. С чего ты взяла, что что-то стало иначе? Тебя десять лет мучили в застенках, пытаясь доказать, что ты бредишь, что ты сумасшедшая, - Лиз отодвинулась и пальцами приподняла голову Мии, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. - Но с чего ты взяла, что сумасшедшая тут именно ты?
- Я... Я... Я точно не сумасшедшая, - начав успокаиваться пробормотала Мия.
- Конечно же нет, - прозвучал незнакомый голос за её спиной, вынуждая девушек резко подскочить и прижаться к стене. - И тот, кто утверждает обратное - гнусный лжец.
- Что... Что вам надо от нас? - пробормотала Мия, стараясь стать со стеной единым целым, и так же сильно прижимая к ней Элизабет.
Появившийся незнакомец примиряюще поднял руки и отогнулся чуть назад, давая понять не делает попыток приблизиться.
- Спокойно, ни к чему паниковать. Я никого не обижу. Особенно тебя, Мия.
Мия прищурилась, вглядываясь в незнакомца. Она ловила знакомые нотки в голосе и черты в лицо, отблески в его глазах и теплоту в словах. Она словно пыталась словить ужа за хвост, но тут главное поймать момент, когда он замрёт, чтобы оценить ситуацию.
- Вы. Смотрите в окно, ищите, рыщите. «Тебе не пора спать?» Я Вас помню.
- И вправду, - удовлетворённо приподняв уголки губ проговорил мужчина. - Я надеялся, что ты запомнишь, но, признаться, сомневался.
- Что вам от нас надо? - взволнованно перекидывая взгляд с мужчины на Элизабет и обратно спросила Мия.
- Признаться, среди вас я знаю только тебя, Мия, - робко сказал он. - Ты нас познакомишь? Хотя, что я несу, - хлопнув себя по лбу с улыбкой заявил он. - Ты же не знаешь, кто я такой. Позвольте представиться: Лайонел Дерекс. Психолог, учёный, исследователь далёкой дали, и тво... - он на секунду замер на полуслове, после чего продолжил. - Хотя с этим пока обождём. Теперь ваша очередь.
Мия посмотрела на подругу, и поняла, что та от испуга не может вымолвить и слова. Но банальная логика подсказывала, что если бы он хотел им навредить, то не стал бы выдавать своё присутствие, и уж тем более не давал бы им шанса убежать. К тому же ей было крайне интересно, что тут происходит, а её имя он и так уже знает.
- Меня зовут Мия, - она кивнула в сторону Лиз. - А это моя подруга Элизабет.
- Бесконечно рад с обеими вами познакомиться, - заявил он , глядя, по мнению Мии, прямо в глаза Лиз. - Мисс Элизабет может остаться, если пожелает, нашему разговору она нисколько не повредит. Но он должен состояться так или иначе, ведь не знаю как ты, а я ждал его сорок пять лет.
- В каком это смысле? Мне всего двадцать семь.
- И вот тут, моя милая Мия, ты встаёшь на распутье. Одна дорога ведёт тебя назад в твою жизнь, где тебя десять лет прятали от мира, даже не пытаясь помочь, в твой дом и библиотеку, в которой даже не помнят мисс Элизабет, а тебя сейчас считают куда более безумной, чем ещё вчера, - на этих словах Мия с Лиз взволнованно переглянулись. - На другой же ты можешь понять, кто ты такая, и что прячется в этом мире такого, что обычные люди никогда не разглядят, пусть хоть микроскопы в глаза вставят. Но решать нужно сейчас, другого шанса у тебя уже никогда не будет.
- Мне ст... страшно, М... М... Мия, - пробормотала Элизабет.
- Мне тоже, - глядя подруге в глаза ответила она. - Но я хочу узнать, что он имеет в виду. Мистер Лайонел, - Мия повернулась к мужчине. - Можно моя подруга уйдёт? В целости и сохранности.
- Разумеется, - взмахнув руками сказал Лайонел, и из переулка вышел ещё один мужчина. - Видишь подругу нашей прекрасной Мии? Проводи её до... - Лайонел едва заметно ухмыльнулся. - Докуда она скажет. А мы с Мией должны поговорить, и этого точно лучше не делать в центре города.
Та ночь стала одновременно последней и первой для Мии Строукс.
Проклятье Малкава вливалось в неё с кровью Лайонела, заполняло её, открывало неведомые грани пережитого прошлого, и даровало возможность заглянуть в изнанку сущего. Он обещал, что с годами она будет читать мир как открытую книгу, и чем больше проходило времени, тем больше его слова становились похожими на правду.
Он рассказал ей, как увидел её в первый раз: то было самое чёткое его пророчество за всё время после становления. Её родители тогда едва родились, а он уже знал, что однажды подарит ей Поцелуй, хоть и не имел ответа, чем он обернётся. Так или иначе он вонзил бы в неё клыки, но его больше устраивал вариант, в котором он обращает её, а не делает очередной пищей.
Что лучше всего, Лайонел был так щедр, что даровал Объятия не только Мие, но и её самому верному другу - Энди. Она боялась, что с ним придётся порвать связи, как и со всей её предыдущей жизнью, но теперь они могут быть вместе целую вечность. Более того - Объятия даровали ему способность говорить, ходить, и, как подобает любому Сородичу, пить кровь.
У Мии не оставалось никаких сомнений в том, что её безумие было всеобщим заблуждением, тяжёлое заболевание - гнусной фикцией, а лечение - отвратительным обманом, проявлением страха перед тем, кто видел больше прочих. Как она может быть безумной, когда пророчества исполняются прямо на её глазах? Как она может быть душевнобольной, когда Сородичи в принципе не способны болеть? Как она может быть сумасшедшей, когда её Сир при ней общается с Энди, чего никогда не могли другие? Лайонел подтвердил то, в чём она всегда была сама уверена: Мия была полностью здорова. Болен, слеп и глух всегда был остальной мир. Что хуже, ей открылось и другое: даже среди Сородичей есть те, кто не видит очевидного, и они могут высмеивать таких как она только за то, что её глаза умеют смотреть во все стороны, в том числе и вовнутрь. Но всегда есть и те, кто слышит твой молчаливый крик, кто видит твои укрытые мысли, кто знает, каково тебе приходится в этом нелепом и непонятливом мире: малкавиане. Это давало ей необходимое утешение.
Когда Мия была представлена Князю, она полностью удовлетворила его своим знанием Традиций, но и в этом символическом действе перевода её из птенцов в неонаты не обошлось без инцидента, который задал тон всей её последующей не-жизни.
- Вижу, наш любезный доктор Лайонел и в этот раз достойно исполнил свои обязанности по воспитанию своих птенцов. Чтож, быть посему, дитя. Позволь же мне...
- Давай, Мия, я знаю, что ты не хочешь, но мы должны, иначе нам точно обоим крышка! - затараторил Энди, хлопая её под рёбка своим кулачком.
- Прошу прощения за дерзость, князь, но есть то, что вы должны узнать, и я не смею молчать об этом, - уставившись в пол скороговоркой проговорила Мия.
Князь чуть сщурил глаза, переведя взгляд на Лайонела, будто спрашивая, что за шоу они решили тут устроить, но, не найдя в тот ответа, вернулся к Мие.
- Чтож, Птенец, раз это настолько важно, чтобы прервать нашу церемонию, ты можешь продолжить.
- Мой сир, Лайонел, не всё вам рассказал. Я была не единственной, кому он в тот вечер даровал Объятия.
- Во-о-от как, - князь бросил очередной вопрошающий взгляд на малкавиана, на лице которого сияла невинная улыбка. - Поведай мне, дитя, кого же он ещё посмел обратить без моего ведома, и почему этот незаконный отпрыск не стоит сейчас передо мной?
- Но он здесь, князь, - Мия что-то едва прошептала «вылезай же», и вытянула Энди из кармана своего пальто, протягивая его князю лицом вперёд - В ту ночь Лайонел по моей просьбе обратил так же и моего друга Энди, дабы мне не пришлось оставлять его, как свои прочие связи, и мы могли бы и дальше быть вместе. Я прошу вас, князь, не наказывать моего сира или Энди, ведь вина за это целиком и полностью лежит лишь на мне.
В зале на долгую минуту, на полновесные шестьдесят секунд повисла настолько мёртвая тишина, насколько она может быть таковой на собрании вампиров. Лайонел знал, что Мия прошлась сейчас по крайне тонкому льду, и эта тишина значила, что твердь под её ногами активно хрустит и трескается. Если князь посчитает её выходку дерзостью, в лучшем случае казнят её, а в худшем - и его тоже. Но кто когда-либо мог удержать малкавиан от безумных поступков?
- В силу смягчающих обстоятельств, а также твоей самоубийственной честности, я думаю что в этот раз я готов простить твоего сира за подобное самоуправство. Даже больше, в силу своей щедрости я даю твоему сиру право и далее даровать в моём городе Объятия всем неживым и неколдовским куклам, какие он посчитает достойными.
Мия, ещё не избавившаяся от человеческой привычки дышать, облегчённо выдохнула, и прижала к себе всё ещё трясущегося в страхе Энди.
- Пронесло, нас пронесло. Лишь бы Лайонел не разозлился.
- Встань, дитя. Отныне ты больше не птенец. Чти традиции, что выучила даже слишком хорошо, и отправляйся в ночь. За сим все свободны. Но Лайонел, - князь окликнул малкавиана, и шериф приготовился схватиться за оружие. - Я очень надеюсь что это первый и последний раз, когда мы обсуждаем нечто подобное.
1976
Мия постепенно обвыкается в ночи. Она всё ещё юна и неопытна, но её уже не пугает не-жизнь, и всё, что с нею связано. В отличие от других бывших птенцов Лайонела, она не стала связывать с ним свою действительность, и живёт отдельно, самостоятельно решая как, что, и с кем ей делать. Самостоятельно развивая свои силы она делала ошибки, но с ней всегда был Энди, который указывал, где она ошиблась, помогал находить ответы, и всегда делал всё, чтобы она становилась той, кем может стать.
В июне её посетило первое полноценное пророческое видение: в нём она стояла у странного вида замка, совсем крохотного, будто в нём была лишь пара комнат, и наблюдала за салютом, что громыхал в ночном небе. Не было никакой конкретики, но сородичи-малкавиане предупреждали её, что видению даруют только само послание, но не их толкование.
Заполнив корзину смятыми листами, Мия, наконец, удовлетворилась получившимся рисунком замка, а если точнее, то постоянно поправляющий её Энди удовлетворился рисунком. Той же ночью её поиски ответа на вопрос «что это за место?» были вознаграждены: в видении ей явился не замок, а знаменитая Чикагская Водонапорная Башня, что объясняло размеры и странность дизайна.
Решение, при наличии такого явного указания, было лишь одно, и уже через неделю Мия прибыла в Чикаго. В первую же ночь своего прибывания в городе она отправилась в Элизиум князя, и представилась ему, как то подобает делать. Ей было даровано разрешение оставаться столько, сколько потребуется, и уже три недели Мия воочию застала то, что узрела в видении: фейерверки в честь дня независимости. Сомнений быть не могло: её место, по крайней мере на ближайшие ночи, было именно в Чикаго.
1995
Очередное пророчество предсказывает окончательную смерть самой Мии. Не видя где она находится, и не имея возможности хотя-бы приблизительно узнать дату произошедшего, она концентрируется на том, что смогла разглядеть: её голову оттягивают вверх, держа за розовые волосы, после чего чем-то вроде меча перерубают шею.
Они с Энди уже уяснили, насколько успешно можно сопротивляться пророчествам, потому они делают собственные выводы из пророчества, и Мия забивает свою обитель наборами для окраски волос. С той самой поры каждая её ночь начинается с отточенного до мелочей процесса окраски волос.
По этой же причине из её обители пропадает вся одежда - она то и дело пачкается, и хранить её нет никакого смысла, вместо этого каждую ночь Мия набирает себе новый гардероб в одной из ближайших прачечных. Внешний вид как таковой её не сильно волнует, ведь с каждым годом она всё глубже погружается туда, куда даже сородичам обычно нет дороги - в будущее.
2017
В своих потугах Мия продвинулась дальше многих других сородичей, ищущих тайного знания о грядущем. Уже пять лет она состоит на службе Чикагской Камарильи кем-то наподобии штатного прорицателя, способного как предсказать будущее, так и раскрыть тайны и секреты настоящего. Этим она обеспечивает себе поддержку и защиту, а другим по мере сил способствует в их начинаниях. При взгляде со стороны она не рвётся к власти, по крайней мере не явно, и преследует какие-то свои собственные интересы, но иного от малкавиан глупо ожидать.
Никто не знает, сколько и какие именно видения посещают её раз от раза, да и не все доверяют разговаривающей с окровавленной куклой постоянно розововолосой прорицательнице, но вопрос чужой веры её не волнует уже очень много ночей.
bone
Прорицание — •••
Помешательство — ••••
- Мия является одним из лучших чтецов Узоров, прорицателей и ясновидящих в Чикаго, по крайней мере из тех, кто не скрывает своих способностей. Это сказывается на её мировосприятии, и порой кажется, что она заблудилась во времени, но это издержки частого заглядывания в грядущее.
- В силу способности не только воспринимать пророчества, но и читать Узоры, она если и не точна, то как минимум редко ошибаетсяв своей интерпретации увиденного. Не все доверяют её суждениям, и часто действуют наперекор переданным посланиям, но трагедии слепцов её на заботят.
- Так как конец XX века Мия застала неонатом, она не считает компьютеры бесполезными ящиками, и по мере необходимости пользуется всеми предоставляемыми XXI веком технологическими благами.
- Многолетний еженочный опыт сделал её мастером в скоростной покраске волос, но на данный момент уже несколько лет пользуется красящими спреями «до первой помывки».
- Машину водить умеет, но предпочитает сидеть рядом и подсказывать, по какой дороге будет быстрее.
- Из-за постоянной работы с прорицаниями способность «предчувствие» иногда срабатывает спонтанно.
blood
- Концепция: Изгой. Будучи душевнобольной подверглась социальной стигматизации, и в большинстве случаев считается окружающими нестабильной и небезопасной. Даже признающие способности сородичи часто её сторонятся и держат отношения удалёнными.
- Натура: Фаталист. На собственной шкуре осознав бессмысленность попыток избежать предначертанного, она смирилась: то, что должно произойти, неизбежно произойдёт. Это не лишает её мотивации действовать, ведь даже неизбежное будущее можно толкать в нужную тебе сторону, главное осознавать - хоть пути и разные, итог будет один.
- Маска: Вопрошающий. Постоянно находящаяся в поиске того пути, который поможет ей свести воедино будущее и настоящее, она ищет в будущем ответы на ещё не заданные вопросы, и пытается подстроить вопросы под полученные неясные ответы.
- Психозы: Шизофрения, диссоциативное расстройство идентичности, фиксация на предмете.
Все три психоза сконцентрированы в едином проявлении: придание кукле Raggedy Andy статуса самого лучшего и близкого друга, собственной личности, отличительных черт характера, приписывание ему общение с окружающими и даже физическое взаимодействие с окружающим миром. Сама Мия даже не замечает, что если и имеет место какое-то реальное физическое воздействие на материальные объекты, то их проводит она сама, подсознательно предписывая все их кукле.
Так как она считает, что её сир обратил Энди в сородича, регулярно его подкармливает кровью, и «голод» куклы нередко служит индикатором её собственного недостатка крови.
Нередко Энди выступает своеобразным посредником между ней и Узорами или видениями, помогая ей их осмысливать, являясь своеобразным помощником и подсказчиком в интерпритации и скрытых смыслах.
Потеря контакта с куклой ощущается Мией физически болезненно, и может довести её до безумия.
- Что типично для душевнобольных, саму себя считает полностью здоровой, и ведёт себя соответствующе, вне зависимости от очевидности отклонений.
- Имеет крайне ограниченный круг лиц, которым позволяет прикасаться к Энди, но если он сам изъявит такое желание, может даже позволить его подержать. недолго.
- Не всегда способна отличить пророчества ипроявившие себя Узоры от галлюцинаций, и в таких ситуациях уверяется, что просто поймала чужое послание.
| |
